Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне важно было убедить членов бюро в том, что моя позиция верна, и я снова взял слово:
— Во-первых, в отделе необходимо наладить дисциплину труда, укомплектовать штаты. Вместо шести человек по штатному расписанию (это я узнал у Нури) действительно работают только двое. Позволительно узнать, где остальные? Во-вторых, идеологический отдел не может довольствоваться справками, которые получает от исполкома, а, напротив, должен сам оперативно собирать факты на местах. Необходим транспорт и заинтересованные в своей работе люди! Когда наши условия будут выполнены, тогда товарищи смогут судить о том, как мы работаем, реальны или нереальны наши планы.
Салим Чеперли сидел на стуле лицом ко мне и перочинным ножиком со множеством лезвий чистил ногти, время от времени поглядывая на Мадата Кесеменского. Лицо Чеперли мне было знакомо, он кого-то мне напоминал, но я не мог вспомнить — кого именно. Только я прервался на полуслове, чтобы перевести дыхание, как он вмешался и скрипучим голосом, в котором сквозило раздражение, заметил:
— Заведующий отделом первым делом обязан проявить себя в работе, а потом уже выставлять свои требования. А товарищ Деде-киши оглы поступает иначе: ему сразу все подавай!.. Должен заметить, что у молодых всегда так: сами трудностей не видели, пришли на готовенькое и командуют теми, кто постарше их.
Меня удивила неприязнь, с которой Чеперли поглядывал на меня. И снова мелькнула мысль, что я где-то уже видел это лицо, оно мне очень знакомо, но где?! Споры не привели к какому-нибудь определенному решению: голоса разделились, а мой голос не был принят во внимание, так как обсуждался мой план.
Мадат Кесеменский вернул мне мои бумаги:
— План сырой, поработай еще!
Я вернулся в кабинет раздосадованный и обескураженный. Ведь план был мною продуман в деталях, учитывалась обстановка в районе, задачи партии. И вот тебе!
На следующий день меня снова вызвал Кесеменский.
— Доклад готов?
— Еще нет.
— Когда с ним смогут познакомиться члены бюро?
— Завтра.
Я собирался уже покинуть кабинет секретаря, считая наш разговор оконченным, но неожиданно Кесеменский остановил меня.
— Мой тебе совет, — сказал он, — остерегайся Сулейманова. Вздорный человек! И учти, что Бадаловым я недоволен.
Мне не хотелось смотреть в лицо секретаря. Вместо делового разговора — интриги! Он начисто отбил желание вообще говорить с ним. Так вести себя, как он, — недостойно секретаря райкома! И что за манера — хаять членов бюро?.. «Спорить не буду, — решил я, — потерплю, осмотрюсь».
А Кесеменский тем временем доверительно говорил:
— Послушай меня, Деде-киши оглы. Даже брат с братом, отец с сыном и то ссорятся. Всякое случается. Пусть остынет твоя обида на меня. Выступи с докладом, а потом езжай по селам, если тебе так хочется.
— Доклад я готовлю не в первый раз, можете не волноваться за меня. А что касается охоты ездить по району, то она должна стать правилом для всех работников райкома. Я представлю вам список товарищей, которые будут прикреплены к селам и нести ответственность перед райкомом за организационно-хозяйственную и политическую работу на местах.
Мадат Кесеменский внимательно слушал меня, делая какие-то пометки в своем, блокноте.
— Это мне нравится! В завтрашнем докладе расширь и углуби эти свои идеи. Мне кажется, твои предложения получат одобрение. Постарайся заинтересовать слушателей эрудицией и знаниями.
— Для меня, честно признаюсь, выступать перед аудиторией — одно удовольствие! Что может быть занимательнее: высказать мнение, пояснить свою точку зрения, выслушать дельные советы! Это же не работа, а одно удовольствие! — сказал я.
Кесеменский ухмыльнулся:
— Впервые встречаю мужчину, которому доставляет удовольствие выступать с трибуны.
Я не стал поддерживать шутливый тон.
— Вы меня удивляете, товарищ секретарь! Надо использовать трибуну для пропаганды колхозного строя. Колхозы теперь, — продолжал я, — арена острой борьбы. И мы, коммунисты, должны стоять в первых рядах борцов за новые виды хозяйствования!
— Вот-вот! — сказал он. — И это не забудь включить в свой доклад! Хорошие слова!..
Я почувствовал, что Кесеменский хочет расположить меня к себе, и не ошибся.
— Мне нравится логика твоих рассуждений! И я полностью с тобой согласен. Но ты, как я вижу, молод и горяч, Деде-киши оглы. И обидчив! А на критику обижаться не стоит. Правда всегда горька. Редкие люди умеют признавать свои ошибки.
— Кто не был учеником, тот не сможет стать мастером!
— Вот-вот, а находятся упрямцы, которым слово не скажи! — Увидев мой вопросительный взгляд, он добавил: — Я говорю сейчас не о тебе. Ты как работник политического отдела должен кроме того оказывать воздействие на секретаря райкома комсомола — это наш слабый участок.
— В каком смысле?
— Дважды я советовал ему поручить своим комсомольцам под покровом ночи разрушить местную мечеть и минареты, чтобы верующим было некуда ходить. А он спорит со мной и никак не соглашается на эту акцию.
Я удивился:
— Агдамская мечеть — ценный исторический памятник, произведение искусства. Разрушением мечети старую веру из людей не выбьешь, а только ожесточишь их. Религиозный дурман следует изгонять, по-моему, путем убеждения и разъяснения.
— Вот тебе и заведующий отделом агитации и пропаганды! — возмутился Кесеменский. — Ты привел меня в изумление своей защитой религии и мечетей! Вместо того чтобы безжалостно искоренять фанатизм, ополчаться против молл, сеидов и разного рода кликуш, ты защищаешь их!
— Я не защищаю священнослужителей, а руководствуюсь постановлениями ЦК АКП(б) о недопустимости перегибов в антирелигиозной деятельности коммунистов, — возразил я твердо. — Или это постановление сюда не дошло? Я бы мог…
Но он перебил меня:
— Ты, я вижу, такой же упрямец, как и секретарь комсомола.
— Нет, отчего же, в своем докладе я обязательно остановлюсь и на этом вопросе.
— У тебя на каждое мое слово тут же находится возражение!.. Закончим на сегодня наши споры. Лучше иди готовиться к докладу, а послезавтра возьмешь машину и перевезешь семью…
— Спасибо.
Едва я вошел в свой кабинет, как туда заглянул Нури.
— Я уже несколько раз приходил, но ты все время у Кесеменского. Что-то долго он держал тебя…
Я рассказал ему о споре с секретарем.
— Что ж, если раньше он сердился на секретаря комитета комсомола и начальника районного ГПУ, то теперь к их числу прибавился еще и ты. Я думаю, ты вскоре сам начнешь в наших делах разбираться. У нас котлы кипят под закрытыми крышками.
— Но так громко булькают, что сразу ясно, для кого в них варится похлебка, — улыбнулся я.
— Во всяком случае, Чеперли и Кесеменский собрали вокруг себя неприятных
